Главная > Культура > Проза

Евгений Каленюк

РАЗРУШЕННЫЙ ЧЕЛОВЕК

Все события и топонимы, упомянутые в повести, являются вымышленными. Ни один из персонажей не имеет прямого реального прототипа.


- У нас есть секунд двадцать, пока горит зеленый, - еще раз напомнил Стас. - Все должно быть сделано быстро, пока не двинулись машины...
- Ну так вперед! - Вася, который уже буквально подпрыгивал от нетерпения, вытолкнул Стаса на проезжую часть и выскочил следом. Мне претило подобное безрассудство, однако еще минута - и я поступил бы так же. Стас - отличный организатор, но привести свой план в действие без посторонней помощи никогда не может. Он способен бесконечно готовиться, уточнять подробности, разъяснять роли, но сделать первый шаг неспособен. Ему необходимо начальное ускорение.
Мила последовала за Васей, я отставать не собирался. Замыкал Гриша, он же нес на своей широкой груди наш самый длинный лозунг: "В поддержку фундаментальной физики!" Надпись была выполнена агрессивно-фиолетовой краской. Одного взгляда на нее хватало, чтобы зрительные рецепторы получили удар, словно от созерцания солнечной фотосферы. Глаза рефлекторно закрывались, и секунд десять человек не видел ничего, кроме запечатлевшейся на сетчатке надписи.
Все мы обладали подобными украшениями. Надпись Стаса гласила: "Наука требует жертв". Моя призывала: "Долой мировую энтропию!" Лозунг Милы задумывался, вероятно, как более нейтральный: "Будущее в ваших руках". Однако выдающиеся во всех смыслах особенности конфигурации ее груди, подчеркнутые обтягивающей майкой, затрудняли прочтение некоторых букв. "Буду в их руках", - обещала надпись. Ничего, так даже прикольнее. Лозунг, пересекавший грудь Васи, на первый взгляд несколько контрастировал с общей концепцией группы: "Анархия - мать порядка". Его туманные объяснения насчет энтропии и меры упорядоченности не внесли никакой ясности. Оставалось надеяться, что нарочито корявую надпись никто просто не разберет.
Шесть пар наручников щелкнули почти одновременно, соединив нас в цепь вдоль пешеходного перехода. Концы цепи были замкнуты на чугунном ограждении по обе стороны дороги.
Водители передних автомобилей протирали глаза, ослепленные агрессивной краской. Задние раздраженно сигналили. Вася ржал. На смех начали оборачиваться прохожие. Большинство не задерживались, но самые любопытные пытались прочитать то, что мы имели сказать миру, и после этого с полминуты не могли сойти с места. Собиралась толпа. Парочка упитанных интуристов щелкала фотоаппаратами.
Из ближайшей машины выскочил водитель и решительно направился к нам, явно намереваясь сделать какую-то глупость. Однако, исполнить свое намерение он не успел. Его оттеснила неведомо откуда взявшаяся репортерша с оператором.
- Какие цели преследует ваша акция? - она протянула микрофон Миле, которая стояла в центре.
- Глобальные, - ответила Милка, не моргнув глазом. - Мы защищаем будущее человечества и всей Вселенной.
- А конкретнее?
- Конкретнее отвечу я, - вмешался Стас. Камера повернулась к нему. Гриша дернулся, пытаясь остаться в кадре, но прикованная к забору левая рука ему помешала.
- Как известно всем, кто интересуется состоянием отечественной науки, последние три года две трети средств, выделяемых государством Институту Фундаментальной Физики, поступают в одну из лабораторий института, где группа доктора Корнеева работает над проектом "Мардук". Одной из задач-минимум проекта является постройка экспериментальной установки, способной понизить вероятность соблюдения второго начала термодинамики настолько, чтобы это могло найти практическое применение.
- Так значит, второе начало термодинамики все же может быть нарушено?
- За подробностями вам лучше обратиться к специалисту, например, самому доктору Корнееву. Я могу разъяснить только общий смысл его работы. Проект "Мардук" - это шанс одержать победу над самой страшной и неотвратимой из стихийных сил природы.
- Страшной и неотвратимой? Ну, это не могут быть налоги... Стало быть, это смерть!
Вася гоготнул, но заткнулся, когда Мила наступила ему на ногу.
- Я говорю об энтропии, - покачал головой Стас. - Тенденция к разрушению, заложенная в самой природе материи. На сегодняшний день человечеству нечего ей противопоставить. Разрушается все: дома, машины, произведения искусства, сама Земля, Солнечная Система и вся Вселенная. Установка Корнеева - первая попытка противостоять энтропии, пусть пока в локальных масштабах.
- Хорошо, это объясняет почти все лозунги, которые я вижу на вас, - репортерша еще раз обвела нас взглядом предусмотрительно спрятанных за темными очками глаз. Камера последовала ее примеру.
- Кроме вот этого. Каких жертв требует наука?
- Да, это как раз то, ради чего мы решили привлечь к проблеме внимание общественности именно таким радикальным способом. Дело в том, что собираются уменьшить финансирование научных изысканий в области фундаментальной физики в четыре раза! Хотят заморозить проект "Мардук". И это в то время, когда установка уже практически построена, осталось завершить наладку и испытания. Сэкономив сегодня на этом проекте, который даст возможность обуздать энтропию, мы завтра потеряем в десятки, сотни раз больше!
- Вы хотите сделать какое-нибудь заявление?
Стас открыл было рот, но в этот момент откуда-то сбоку выдвинулся невысокий, но плотный мужичок. В штатском.
- Никаких заявлений не будет, - тихо, но убедительно произнес он, разворачивая оператора и подталкивая его в направлении тротуара. Репортерша последовала за ним добровольно.
Я обернулся. Зеваки за нашими спинами уже были отделены цепью крепких парней в спецкостюмах. Дубинки еще не применяли, но толпа, теснимая прозрачными пластиковыми щитами, быстро уловила тенденцию и теперь спешила раствориться.
- Так, ну быстро, чего вам надо?
- Мы хотим, чтобы общее уменьшение финансирования науки не затронуло фундаментальную физику, - Стас не уловил смены декораций и продолжал давать интервью.
- Ты мне баки не забивай! Сюда ты зачем приперся?
Вообще-то, Стас уже ответил на этот вопрос. Мы поставили себе цель привлечь внимание общественности. Место было выбрано не случайно. Улица Памяти Прошлого, бывшая Пионерская, у самого въезда на площадь Победы Разума. Она была самой узкой и незаметной из пяти улиц, выходивших на площадь. Здесь было достаточно людно, чтобы наше выступление имело смысл, но в то же время ее ширина позволяла нам полностью перекрыть проезжую часть впятером. К тому же, устрой мы подобное в каком-нибудь более значительном месте, последствия для нас могли бы быть гораздо более неприятными.

- Мы хотим говорить с Президентом! - заявил вдруг Вася. - Или хотя бы с министром финансов. Или кто у вас там составляет...
Мила и Стас пнули Васю одновременно, и он заткнулся.
Мужичок в штатском усмехнулся:
- Я сейчас тут за Президента.
- А вы, собственно, кто? - поинтересовался я.
- Старший лейтенант полиции Картавенко, - сверкнул глазами мужичок. Предъявить удостоверение он не удосужился.
- Ладно, с вами все ясно. Где ключи?
- Я их съел, - снова подал голос Вася. - Честно.
Это было не так. Первый ключ от наручников находился у гильзе от крупнокалиберного пулемета, которую Стас носил на шее, второй - в правом кроссовке Милки. Васе мы ключа не доверили. Но старлей Картавенко, глянув на него, вполне закономерно ему поверил.
Наручники были скорее символическими, нежели металлическими. Мы купили их в ближайшем к общаге секс-шопе. Но резали их настоящими гидравлическими кусачками. Васю процедура привела в полный экстаз. Он визжал от восторга, лез под руки оперативникам и просил дать ему поклацать инструментом. Чтобы не доставлять ему удовольствия больше, чем это необходимо для дела, Картавенко приказал резать только крайние наручники, соединявшие нас с ограждением. В своей напутственной речи он ограничился одним подзатыльником Васе и обещанием посадить нас по хулиганке, если подобное повторится на его участке. Взявшись за руки, мы покинули место событий, провожаемые недоброжелательными взглядами колонны водителей и их пассажиров.
В общем, все прошло по плану. Избавившись по дороге от наручников, мы взяли пивка и зашли в скверик отпраздновать удачную "акцию".
* * *
В общагу мы с Милой вернулись уже затемно.
На кухне сидел Сергей, социолог с четвертого курса, пил чай и читал Эриха Фромма. Он часто заседал здесь с какой-нибудь книгой и, подобно леопарду в засаде, поджидал кого-нибудь из соседей с одной только целью - поговорить. Поговорить он любил, это было его профессиональное качество. В этот раз он подстерег целых две жертвы.
- Привет, народ. Как дела? - не отрывая взгляда от книги, произнес он.
Я не стал глотать наживку и ограничился приветствием. Ответила ему Милка. Вообще-то, она не из тех, кто в ответ на вопрос "как дела?" начинает рассказывать, как у нее дела. Но сегодня впечатления переполняли ее, и она поддалась.
- Мы были на демонстрации протеста!
Сергей хмыкнул и взглянул на нас с интересом.
- Да? А против чего протестовали?
Милка завелась. Пока я чистил картошку, она увлеченно посвящала Сергея в подробности операции. Надо признать, она нашла благодарного слушателя. Сергей быстро проник в суть дела и отпускал по ходу ее рассказа забавные, но дельные комментарии.
Закончив живописать наши похождения, Мила сменила меня у плиты, а я, облегченно вздохнув, присел на свободный стул.
- Интересный вы народ, - резюмировал Сергей, окончательно закрыв книгу. Это означало, что говорить сейчас начнет он. - Я, наверное, про вас квалификационную буду писать.
- Круто! - отозвалась Милка, - Я же говорила тебе, Алим, что про нас кто-нибудь когда-нибудь что-нибудь напишет.
- А как же, - согласился я. - Некролог. "Пара студентов скончалась от истощения в результате четырехдневного сексуального марафона."
Милка хихикнула и запустила в меня скомканной газетой. Сергей тактично улыбнулся и возразил:
- Я имел в виду несколько иное. Моя тема будет звучать вроде того: "Потребность индивида ощущать свою незаменимость в обществе и способы удовлетворения этой потребности".
- Это имеет какое-нибудь отношение к нам? - усомнился я.
- Еще бы. Что ответила Мила, когда была спрошена о цели демонстрации?
- Я сказала, что мы защищаем будущее человечества и чего-то еще.
- Вот именно. Потребность ощущать свою полезность для человечества. Именно это и было побуждающим мотивом вашей демонстрации.
- Нет, Сережа, ты не прав, - Мила подкрутила огонь под сковородкой и присоединилась к нам за столом. - Мы вышли туда потому, что это может приблизить великое открытие. Объективно, понимаешь? А не только затем, чтобы показать всем, какие мы красивые и наглые.
- Да ну? - Сергей пустил в уголок рта намек на ироничную усмешку. - Ты серьезно в это веришь? В то, что ваша демонстрация может на что-то повлиять?
- Конечно!
- Да? Что ж, это интересно. Все может оказаться не так просто, как я себе представлял. Возможно, у каждого из вас действительно есть свои мотивы, и мне придется заняться этим ближе. Вот ты, Алим. Скажи, зачем ты участвовал в сегодняшней демонстрации?
Честно говоря, до сих пор я считал всю эту затею с Институтом Фундаментальной Физики и мировой энтропией... Ну не совсем уж чепухой... Но чепухой. В бурной деятельности группы Стаса я принимал участие лишь для того, чтобы поддержать Милу. Она, похоже, действительно воспринимала это всерьез. Но конечно, я бы не признался. Хотя, глядя в насмешливые глаза Сергея под сросшимися бровями, я уже не был уверен. Он умел так сказать "добрый день", что ты засомневаешься, а день ли сейчас?
Однако, чтобы задержка с ответом не была интерпретирована как колебание, мне пришлось выдумать фразу позаковыристей:
- Трудно сказать однозначно. Я, конечно, не очень верю, что сегодняшняя акция произведет должный эффект. Думаю, Стас тоже это понимает. Скорее всего, потребуется еще одно, а может и не одно выступление.
Сергей почувствовал, что ответ несколько не соответствует вопросу, и уточнил:
- Но твоим мотивом было в первую очередь желание повлиять на судьбу проекта Корнеева?
- Да... Да, конечно.
Не думаю, что он мне поверил. Но лучшего ответа я пока предложить не мог.
- Ну хорошо. Вы, ребята, очень мне поможете, если расспросите остальных участников демонстрации об их мотивах. Это обещает быть интересным исследованием. Приятного аппетита и спокойной ночи, - Сергей поднялся. Его взгляд упал на бумажный комок в углу, и он поправился:
- Просто приятного аппетита.
Сергей удалился к себе в комнату.
- Он прав, - Мила хлопнула себя по бедру. Звякнули пристегнутые к поясу джинсов две пары наручников. - Спокойной ночи не предвидится.
* * *
Стопцевский мост, в народе прозванный Ушастым за характерную форму опорных колонн, чернел молчаливой громадой на фоне освещенных кварталов по ту сторону реки. Лет пять назад почти все его полотно обвалилось. Вконец обветшалую конструкцию закрыли, а дорогу пустили через новый мост в паре километров ниже по течению. Ремонтировать Ушастого, похоже, уже никто не собирался. Но нас мост интересовал не с точки зрения передвижения. С прибрежного шоссе открывался отличный вид на огромную двутавровую балку, проходившую под полотном вдоль всего моста. Это было почти идеальное место для размещения нашего граффити. Почти - потому что предполагало некоторый риск при написании.
Стас остался доволен осмотром.
- Отлично. Завтра утром надпись увидит как минимум четверть города. Осталось решить одно... Кто будет это делать.
- Я так понимаю, ты туда не полезешь? - спросил я.
- Вы же знаете, я бы полез. Это очень важно для меня. Но... - он замялся. - Я высоты очень боюсь. Могу потерять контроль... К тому же, тут нужен кто-то в гораздо лучшей спортивной форме.
Это точно. Стас, неисправимый зубрила в очках на минус семь, и спортивная форма - понятия несовместимые.
- Значит, я тоже не подхожу, - с плохо скрытым облегчением сказал Гриша. Он был прав. Мне легче было представить Стаса-верхолаза, чем Гришу, который весил, должно быть, вдвое больше меня, карабкающимся по разрушенному мосту.
- Я полезу! - вызвался Вася. - Давай краску, Стас.
- Нет! - в один голос заорали все мы.
- А че? Пройтись по мосту, помахать баллончиком. BFD!
- Василий, - обратился к нему Стас. - Мы очень ценим твою непосредственность в контактах с людьми. Но сейчас нам нужен кто-то с развитым чувством меры и ответственности.
- То есть я, - Мила ловко выхватила у Стаса баллончик с краской.
- Да, Милка, с тобой на этом мосту точно ничего не случится! - захохотал Вася.
- Почему?
- Тебе предначертано умереть от скромности! - он протянул руку и потрепал Милу по голове. Увернувшись от ее пинка, он отскочил и спрятался за спиной Гриши.
- Э, нет! - опомнился я. - Ты чего, Милка, совсем...
Она погрозила мне кулаком.
- Если ты сейчас скажешь, что это не женское дело, я... Не знаю, что сделаю.
- Ты считаешь, что я позволю тебе...
- А что? Я, между прочим, два года ходила на секцию скалолазания!
- А я некоторое время занимался спелеологией.
- Так это же совсем не то!
- Почему это? Снаружи, внутри! Скала есть скала.
- Не ссорьтесь, не ссорьтесь, - вмешался Стас. - Я удивлен, что мне приходится напоминать вам, скалолазы-спелеологи, о необходимости страховки. Если бы мост был целым, мы протянули бы страховочную веревку наверх. Но так как это невозможно, вам придется идти вдвоем.
Мы с Милой замолчали и поглядели друг на друга.
- Верно. Мы идиоты, - констатировала она.
Стас еще раз продемонстрировал свои организаторские способности. Он предусмотрительно захватил с собой метров шесть крепкого синтетического троса.
Почти полная луна и городские огни, отраженные от воды, давали достаточно света, чтобы ясно видеть мост во всех подробностях. Вблизи балка, которую нам предстояло разукрасить, выглядела значительно более высокой и гораздо менее широкой. Спуститься нам предстояло по ржавой лесенке техобслуживания.
- Текст не забыли? - еще раз спросил Стас, удержав Милу, которая уже поставила ногу на первую ступеньку.
- "Победа над энтропией стоит больше, чем любые деньги", - продекламировал я, словно отзыв на пароль. - Пятьдесят один символ, считая пробелы. Около восьмидесяти метров в длину.
Стас удовлетворенно кивнул. За последние две минуты он спросил это в третий раз.
Мила спускалась первой. Я придерживал обвязанную вокруг пояса веревку, сидя на остатках дорожного покрытия и упершись ногами в ограждение. Перегнувшись через перила, Вася наблюдал за спуском.
- Все, она там! Сигай вниз, Алим.
Лестница порывисто раскачивалась и грозила рассыпаться под ногами. Я полз, прижимаясь к прогибающимся перекладинам и безуспешно пытаясь убедить себя, что это самая опасная часть маршрута, а дальше будет легче. Поставив наконец ногу на сравнительно твердую сталь внутренней поверхности балки, я был встречен смехом Милки.
- Что за зрелище! На обратном пути ты полезешь вверх первым. Я хочу увидеть это снова.
- Ладно, ладно, - проворчал я. - Давай заниматься делом. Я не собираюсь торчать здесь всю ночь.
Место действительно не располагало к праздному времяпровождению. Почти трехметровая стена слева, поверхность под ногами шириной в полметра, ржавчина шелушится, и каждый шаг оставляет неприятное скользящее чувство, отдающее холодом где-то в животе. До воды две с половиной секунды быстрого лету.
Оказавшись внутри балки, я сделал одно неприятное открытие. Она не была сплошной. Конечно, такой длинный кусок стали не могли привезти сюда целиком, я просто не подумал об этом раньше. Поверхность металла через равные интервалы вспучивали сварные швы, отовсюду торчали гигантские болты с гайками под стать. Через каждые метра три балку сверху донизу пересекали ребра жесткости, оставляя сантиметров пятнадцать до края, чтобы протиснуться мимо. Представив Гришу, пытающегося преодолеть такое препятствие, я схватился за лестницу и закрыл глаза, борясь с поднявшимся головокружением.
Мила дернула за веревку:
- Идем, спелеолог.
Взявшись за шляпку одного из болтов, она легко обогнула первое ребро. С некоторым трудом отпустив лестницу, я двинулся следом.
Остальные смотрели это шоу с берега. Вася махал руками и внушал нам решимость бодрыми выкриками. Не обращая на него внимания, Мила аккуратно выводила контуры букв. Я не видел нужды в такой тщательности, но сознавал, что переубедить ее сейчас невозможно, и наблюдал за работой, выглядывая из-за разделявшего нас ребра. Так мы и шли: она на один пролет впереди, рисуя буквы, а я сзади, цепляясь за выступающие подлиннее болты и пытаясь хранить спокойствие.
Мы сидели на балке уже больше получаса. Мила заканчивала предпоследнее слово. Дойдя до очередного ребра, она дернула за веревку, и я перебрался к ней. Взглянув на мою перемазанную ржавчиной физиономию, она улыбнулась:
- Заскучал? Ничего, осталось немного.
- Может, поменяемся? - предложил я, рассчитывая домалевать побыстрее оставшуюся часть.
- Ну уж нет. Страхуй себе, а я буду рисовать, - она повернулась и перескочила на следующий пролет.
Вот так всегда. Пытаешься быть реалистом, рассчитывать возможные варианты и собственные силы, но когда происходит то, на что рассчитывал, оказываешься абсолютно неготовым. Возможно, оптимистическая позиция имеет больше смысла. По крайней мере, оптимисты не изводят себя предсказаниями грядущих несчастий.
В случившемся, несомненно, виновата усталость. Не наша, конечно, а материала моста. Толстая стальная пластина, десятки лет несшая на себе многотонную конструкцию, поддалась под ногой молодой девушки, с громким хрустом отделилась от балки и повисла на одном уголке. Мила вскрикнула, дождь ржавчины обрушился вниз, несколько болтов, выскочив из разорванных пазов, со всплеском исчезли в воде внизу. Рывок веревки застал меня врасплох, я едва не отправился следом за болтами. Миле удалось затормозить падение, схватившись за выступы на ребре, но ее руки сразу же сорвались, скользнув по предательской ржавчине. Однако, эти полсекунды позволили мне откинуться спиной к стене, уперев ноги в болты на полу, и схватиться обоими руками за трос.
По натяжению веревки я чувствовал, как Милу раскачивает вперед и назад. Вытянув шею, я мог каждые две секунды видеть развевающиеся по ветру длинные светлые волосы и бледное лицо, обращенное вверх. Она молчала, и я подумал, не потеряла ли она сознание. Это могло сильно осложнить подъем.
- Милка! Ты цела? - крикнул я, пытаясь рассмотреть ее получше.
- Цела я была в шестнадцать лет, - сдавленно, как сквозь зубы, проговорила она. - Тяни, дурак.
Расценив это своеобразное проявление чувства юмора как хороший знак, я принялся вытягивать веревку. Никогда еще Мила не была такой тяжелой. Мне, конечно, приходилось поднимать ее на руках, но не на тросе толщиной в мизинец. Наконец над краем балки появилась рука, затем вторая. Еще секунда совместных усилий - и Мила боком выкатилась на горизонтальную поверхность.
Минуты две мы молча сидели обнявшись, грязные, дрожащие от испуга и напряжения. Наконец, крики с берега вернули нас из мира альтернативного "если бы" в мир реальный. Мила задумчиво посмотрела на неоконченную надпись.
- Нет, писать мы больше ничего не будем! - решительно заявил я.
- Ага. Я все равно баллончик выронила.
- Даже если бы была краска! Подумай только, ты могла погибнуть из-за какой-то дурацкой хулиганской выходки!
- Алим, это не дурацкая выходка. Мы рискуем ради будущего человечества!
- Черт! Человечество сейчас спит и знать не знает о том, что ему угрожает какая-то опасность! Ну подумаешь, через миллиард лет Солнце станет белым карликом. Тогда человечество, может, исчезнет вовсе, а если и нет, то это будет определенно совсем не то человечество, которое мы знаем сейчас.
- Дело не в миллиарде лет. Если бы мы могли контролировать энтропию, этот мост не был бы разрушен, и я не сорвалась бы. Энтропия действует каждую секунду, разъедает металл, превращает леса в пустыни, тормозит вращение Земли, разлучает людей...
- Это именно то, что происходит сейчас! Мы ссоримся из-за физической абстракции. Это просто смешно! Я не позволю энтропии отнять тебя у меня. Все зашло слишком далеко.
- Тут ты прав. Все зашло слишком далеко.
Мила поднялась и потянула за трос.
- Идем. Стас, наверное, ногти уже до локтей сгрыз.
- Пора завязывать с этой борьбой за будущее, ты слышишь?
Но она уже перешагнула на другой пролет.
С лестницы нас вынесли буквально на руках. Через пару минут, когда друзья убедились, что все позади и видимых последствий нет, нам было позволено идти самостоятельно.
- Ну ты даешь, - Вася хлопнул меня по плечу. - Я уже думал, ты ее уронишь.
Привычно отскочив за Гришу, Вася очень удивился, когда тот нарушил свой обычный нейтралитет и захватил шкодника в полунельсон.
- Мила, можно я его ударю?
Вася забился в стальной хватке. Гриша крайне редко лез в драку. Но на моей памяти он всегда выходил из нее последним.
Мила медленно опустила сжатый кулак.
- Не надо. Он не со зла. У него просто тормозов нет.
- Ничего вы не понимаете в черном юморе, - выпущенный Вася обиделся, и некоторое время его не было слышно.
Когда мы отошли от моста, Стас повернулся и посмотрел на надпись, хорошо различимую в лунном свете.
- "Победа над энтропией стоит больше, чем люб..." Хм, довольно двусмысленно вышло. А может, так даже лучше.
* * *
Стас ошибался редко, но это был именно тот случай. Так не было лучше.
Первое время после инцидента на мосту и Мила, и я честно пытались сделать вид, что ничего не произошло. Мы не вспоминали о нашей размолвке. Мне не хотелось, чтобы энтропия каким-либо образом влияла на наши с Милой отношения. Перестав принимать участие в выступлениях группы Стаса, я несколько раз пытался уговорить Милу поступить так же. Сперва она отклоняла мои предложения мягко, но настойчиво. Но с каждым разом мягкости в ее ответах убавлялось, а настойчивость возрастала. Последний раз вылился в полномасштабный конфликт со взаимными оскорблениями и швырянием предметов. Я опомнился раньше, чем утихло эхо от хлопнувшей за Милой двери. Такого термоядерного стыда я не чувствовал со времен глубокого детства. Я был готов выпрыгнуть с седьмого этажа, чтобы перехватить ее у выхода и просить прощения.
Остатки здравого смысла удержали меня от совершения каких-нибудь глупостей, но я дал себе твердое обещание пересмотреть свою позицию. Все зашло слишком далеко. Необходимо было вернуться на несколько шагов назад, но пытаться не переломить друг друга, а найти причины, которые заставляют нас поступать именно так, а не иначе. Контролируя причины, всегда можно изменить следствия.
Я совершенно точно знал, почему бросил эту борьбу с энтропией. Я не верил в нее и не видел в ней смысла. Может быть, виноват характер моего обучения. Специализируясь в области компьютерных технологий, я не был подготовлен к мысли о возможности коррекции природы в таком колоссальном масштабе. Меня учили работать с искусственными системами, базами данных и потоками информации. У меня не укладывалось в голове, что силу распада, действующую во всей Вселенной уже как минимум пятнадцать миллиардов лет, можно покорить. Тем более я не верил, что лично могу как-то на это повлиять.
- Это комплекс неполноценности, - сказала бы Мила.
- Я предпочитаю называть это самокритичностью, - возразил бы я.
- А я вот очень даже хорошо знакома с искусственным изменением природы, - еще бы, она эколог по специальности, - и не вижу причин, которые мешали бы нам обуздать энтропию. Хотя бы на Земле. По-моему, это не сложнее контроля климата.
- Ну хорошо, тебе, наверное, действительно виднее, - я был готов соглашаться со всем, что она скажет. - Но неужели ты серьезно считаешь, что от группы Стаса зависит судьба человечества во все будущие времена?
- Глупый ты, Алим, - усмехнулась бы Мила. - Сколько у тебя было в школе по основам экологии? Ты думаешь, связь есть только там, где протянут кабель? Наверное, это будет для тебя откровением, но все в мире взаимосвязано.
- Пусть так, но где гарантия, что действия Стаса приведут именно к таким результатам, как он планирует?
- Конечно, гарантии никакой. Но Стас ведь знает, что делает, правда? И помогая ему, я чувствую, как моя жизнь наполняется смыслом, которого раньше в ней не было.
- А я наоборот, чувствую, как эта общественная активность вытесняет меня из моей собственной жизни, подменяет собой какую-то часть меня. Может быть, эта часть не такая уж великая и общественно полезная, но она формировалась во мне двадцать лет, и я не хочу ее терять.
- И что же нам делать?
- А обязательно что-то делать? Бездействие иногда является лучшим вариантом, чем любое действие. Пока что мы можем просто пообещать друг другу избегать столкновений по этому поводу, не давить. А там... Люди ведь меняются. Может, я поверю в проект Корнеева, а может, ты... изменишься. Ну как? Мы ведь ничего не теряем.
- Кроме самих себя, - тут Мила прыгнула бы ко мне на колени, и наш примирительный поцелуй длился бы пятнадцать миллиардов лет...
"Неплохо бы почистить зубы..." - мелькнула в голове мысль, разрушившая романтическую иллюзию. Мой взгляд упал на тумбочку и неожиданно обнаружил совершенно ненавязчивую недостачу. Я мог жить здесь уже неделю и не замечать ее. На обычном месте вместо двух зубных щеток стояла только одна. Моя.
Я вскочил с кровати и внимательно осмотрел комнату. Так и есть. Мила ухитрилась вывезти почти все свои вещи, оставив меня в полнейшем неведении и в дураках. Значит, она давно уже все решила. От меня уже ничего не зависит, я утратил всякий контроль над ситуацией.
До самой ночи я лупил ракетами разномастных демонов. Не очень уважаю это занятие, но кто-то должен дорого заплатить за случившееся, и пусть лучше это будут компьютерные монстры.
Общежитие закрыли, но Мила не вернулась. В два часа ночи я выполз на кухню хлебнуть кофе. Сергей пил остывший чай и читал Эрика Берна.
- Привет, Алим. Как дела?
- Хреново, - честно ответил я.
- Проблемы с общественной активностью?
Откуда он знает? Неужели мы с Милкой так громко выясняли отношения?
- Угу.
Мы помолчали. Сергей снова углубился в свою книгу, оставив меня наедине с моими мрачными мыслями. А что, он все-таки социолог. Может, их там учат, как поступать в таких ситуациях.
- Ты был прав, - начал я. - У каждого из нас были свои цели. Стасу, например, плевать на энтропию как таковую. Он физик, и проект "Мардук" - его шанс. Он готовит себе место. Гриша занимается этим исключительно ради возможности когда-нибудь попасть в кадр. Ну, он с детства мечтал стать звездой экрана. Но внешние данные у него отсутствуют напрочь. Вот он и бегает за Стасом, носит реквизит. Вася делает то, что кажется ему забавным. Сейчас он получает огромное удовольствие, строя из себя благодетеля человечества. Как только это ему наскучит, он уйдет от Стаса. А я вообще не знаю, зачем в это ввязался. Это абсолютно не мое дело.
Отложив книгу, Сергей пристально посмотрел на меня, и я добавил:
- Ну, я делал это из-за Милки.
- А сама Мила?
- Мила... Она, наверное, единственная, кто занимается этой глупостью потому, что верит в ее необходимость для людей.
- Знаешь, Алим, у человеческого сознания есть любопытная особенность. Мир, в котором живет человек, зависит не столько от законов физики, сколько от набора аксиом, которые приняты на веру.
- Но мне-то что делать?
- Думай. Но помни, что хотя хорошие идеи чаще приходят в голову ночью, воплощать их все же лучше днем.
Снабдив меня этим красивым, но туманным советом, Сергей отбыл к себе в комнату.
Я не видел Милу почти неделю. Каким-то образом ей удавалось меня избегать. Я знал, что она зайдет еще как минимум один раз - забрать оставшиеся вещи. И она зашла. Утром, когда я должен был сидеть на парах в универе. К счастью или к несчастью, в этот день я не был настроен на учебу.
Я бросился к ней, как будто мы расстались годы назад. Она не отстранилась. Она не сделала движения навстречу. Я прижимал ее к себе и шептал слова извинений. Она медленно высвободилась и принялась собираться.
- Не надо, Алим, - не глядя на меня, сказала она. - Мы ведь, как говорите вы, компьютерщики, "несовместимы".
- Почему? До сих пор мы прекрасно совмещались!
- Нет. Представь себе, что я умерла. Упала с моста на мелководье. Будет легче, если ты представишь, что тебя там не было. Я была одна, и никто не мог мне помочь. Вот и все.
Я не хотел думать о таких страшных вещах. Но всю эту неделю я настраивал себя на согласие с Милой и готов был принять все, что она скажет. И против своей воли я представил...
Все мои мысли и слова, которые я собирался сказать, поблекли и осыпались, как осенние листья. Она умерла, и погас свет впереди, и Луна повернулась ко мне обратной стороной. Только сейчас, потеряв ее, я понял, что Мила была частью моей жизни. Возможно, лучшей частью. Потерять любимого человека бывает больнее, чем потерять собственную руку. Или даже собственное сердце.
Когда я вышел из прострации, о Миле напоминал только ключ от комнаты, оставленный на столе.
* * *
Вася перехватил меня в коридоре универа. Перехватил в буквальном смысле, напрыгнув сзади и повиснув у меня на плечах. Люди, не знакомые с Васей, удивленно обернулись на его радостный вопль. Я же давно привык к его фокусам. Невозмутимо стряхнув его со спины, я обернулся:
- Ну, чего тебе?
- Эй, Алим, ты какой-то мрачный сегодня!
- Ну, по сравнению с тобой даже Веселый Роджер не такой уж веселый.
Вася захохотал.
- Ты еще не совсем потерян для общества! Слушай, Стас выбил для нас экскурсию в ИФФ, к Корнееву. Прикинь, старый пердун уже собрал свою установку! Он покажет нам, как она работает.
- Он уже может останавливать рост энтропии?
- Ну да, Стас показывал мне опытные образцы. Небьющиеся чашки, нервущиеся презервативы и тэ пэ.
Итак, я побежден. Я был неправ во всем. Энтропия отступила перед человеческой мыслью, но сперва успела посмеяться надо мной лично. Конечно, мысль о мести природному явлению - несусветная глупость. Но глупостью меньше, глупостью больше - сейчас это уже не имело значения.
- Кто идет?
- Я, Гриша. Ты, по старой памяти. Стас не может - простудился, - Вася хихикнул. - Мороженого переел на радостях. Ну ничего, он все равно там уже не раз был. Милку я еще не видел, так что не знаю.
- Кого?
Он как-то странно на меня глянул. Я возвратил ему такой же взгляд, и он отвел глаза.
- Ну ладно, мне пора.
- Постой, Вася, - я ухватил его за пуговицу. - Я хочу один прикол провернуть. Никто не оценит, кроме тебя.
Он слушал меня с открытым ртом. Когда я закончил, он тряхнул волосами, словно без физической помощи услышанное не укладывалось у него в голове.
- И вы еще говорите, что у МЕНЯ крыши нет. Вот, вот настоящий сумасшедший! Смотрите все! - заорал Вася, показывая на меня пальцем. - Потрясно! Можешь на меня рассчитывать. Завтра в девять перед универом.
Вернувшись домой, я первым делом снял со шкафа старую коробку из-под монитора. Она была доверху забита какими-то сто лет не нужными бумагами и тряпками. Однако на на самом дне, завернутая в старую рубашку, покоилась весьма нужная в хозяйстве вещь. Компактный черный "Смит-Вессон" тридцать восьмого калибра. К счастью, применять его по назначению мне еще не приходилось. Я надеялся, что и не придется.
У этого оружия была своя история, и я стал участником последней, наверное, самой спокойной ее части.
Я жил тогда в другой комнате. Моим соседом был молодой подающий надежды бизнесмен. По крайней мере, он себя так характеризовал. Я так и не успел с ним как следует познакомиться: его постоянно не было дома. Он целыми сутками носился по городу, вертел свои бизнесменские дела. Иногда он завозил в общагу какие-то коробки, и они по нескольку дней стояли в нашей комнате, десятки запечатанных картонных коробок. Не я один не мог застать его дома. Пару раз к нам в комнату заглядывали угрюмые парни в черных кожаных пальто. Обнаружив отсутствие моего соседа, они минут пять стояли посреди комнаты, сложив руки на животах и вполголоса переговариваясь, затем уходили. Однажды, вернувшись домой в сильно проспиртованном состоянии, сосед сунул мне в руки этот револьвер и заплетающимся языком попросил спрятать оружие на недельку. Проснувшись на следующий день, он долго шарил у себя по карманам и морщил лоб, пытаясь, очевидно, вспомнить, куда дел свою игрушку. Ну, если меня просят что-то спрятать на недельку, никто не увидит этого предмета раньше, чем на восьмой день. Но дня через три мой сосед по обыкновению исчез и не появился больше никогда. Через пару месяцев его отец приехал забрать из комнаты вещи, но о револьвере не упоминал. Я справедливо рассудил, что являюсь новым хозяином оружия, переложил его в коробку из-под монитора, поставил на шкаф и не прикасался к ней до сегодняшнего дня.
Ничего из того, что я наплел утром Васе, не было продуктом длительного трезвого размышления и планирования. Весь план пришел мне в голову сразу, в один горький момент осознания собственного ничтожества. Сейчас я уже не был уверен, что найду в себе решимость вынуть револьвер, если доктор Корнеев откажется испытать установку на мне. Все зависело от меня. Сам Вася ничего предпринимать не станет. Его роль ограничивается обязанностями заложника - громко и жалобно кричать. Какая странная ирония судьбы - чтобы подавить в себе силу разрушения, приходится прибегать к разрушительной силе оружия...
* * *
Корнеев встретил нас на проходной и повел в свою лабораторию. Он оказался не таким уж "старым пердуном". Вполне милый старичок чудаковатого вида, чем-то похожий на Стаса. Наверное, мощными очками и перманентно взъерошенной шевелюрой.
Облачившись в белые халаты и высокие матерчатые галоши, мы вошли в лабораторию. Двухэтажное помещение размером со спортзал было уставлено по периметру смутно знакомым электронным оборудованием. За терминалами сидели трое ассистентов.
- Ух ты, - воскликнул Вася, споткнувшись об один из сотен кабелей, проложенных по полу. - Почти как у меня под столом.
- Да, да, - кивнул Корнеев. - У нас тут, знаете, рабочий беспорядок.
Кабели тянулись не только по полу. Потолок тоже был оплетен разноцветной сетью. В углу я заметил раздвижную стремянку. Представив доктора, карабкающегося по лестнице, чтобы припаять провод, я невольно улыбнулся. Вася, истолковав это по-своему, подмигнул мне левым, а потом и правым глазом.
- Вот наша малышка, - Корнеев обвел широким жестом бробдингнеговских размеров сооружение из металла и стеклопластика, занимавшее весь центр комнаты сверху донизу. Казалось, впрочем, что пространственно установка этой комнатой не ограничивается. Большинство кабелей уходило под ее матово поблескивающий кожух, трубы пронзали пол и потолок вокруг нее. Создавалось впечатление, что установка, подобно некой фантастической буровой машине, проходит сквозь весь институт и исчезает где-то глубоко под землей. Возможно, так оно и было.
- Это основная контрольная панель. А сюда мы подаем образцы. Обратите внимание, полностью автоматическая конвейерная линия. Здесь генерируется стасис-поле, это отражатели. Вот эта большая труба соединяет установку с ускорителем в соседнем корпусе института...
- Доктор, покажите нам, как все это работает, - хваленая Васина непосредственность сейчас работала на нас.
- Да, да. Сейчас мы с Анатолием Петровичем все настроим...
Пока Корнеев с ассистентами настраивал установку, Вася подскочил ко мне и быстро зашептал на ухо:
- Ну че ты ждешь, давай уже! Самое время!
- Подожди, я хочу посмотреть, как он сделает это с образцом, - так же шепотом ответил я.
- Так и знал, что у тебя кишка тонка.
- Заткнись.
- Сам MF!
Нашу перебранку прервал голос Корнеева:
- Молодые люди, сейчас вы станете свидетелями первого в истории человечества эксперимента по понижению скорости энтропического процесса в организме живого существа.
Мое сердце упало. Вася заржал. Проследив направление его взгляда, я увидел клетку с белой лабораторной мышью. Мышь бросила умываться и принялась обнюхивать палец, который Вася просунул между прутьями.
- Какой прикольный мыш! А с ним ниче не случится?
- Сейчас мы это проверим, - Корнеев повернул рычаг. Открылась дверь в длинный тамбур из полупрозрачной пленки, ведущий внутрь рабочей камеры установки.
- Ну все, хватит, - раздался сзади голос Гриши. - Пора положить конец этой дьявольской машине и ее создателю.
Все обернулись в его сторону. Гриша распахнул халат и куртку. Под ней обнаружился динамит. Чертовски много динамита.
- Гриша, ты че? - Вася покрутил пальцем у виска. - Желудочный сок в голову ударил? Даже я бы до такого не додумался...
- Молчи, клоун! Мне пришлось вытерпеть достаточно твоих дурацких выходок. Сколько месяцев притворства... Тьфу, даже зубы сводит, как вспомню. Но наконец я здесь, в самом сердце этой цитадели разврата...
- Разврата? - удивился Корнеев. - Молодой человек, вас дезинформировали. Мы здесь занимаемся научными изысканиями...
- Молчать! У меня и так руки чешутся взорвать здесь все и послать обратно в Ад, откуда поднялось это проклятое здание! И вы, пособники дьявола, тоже умрете здесь, но ваши тела останутся стоять среди руин в назидание остальным. Внутрь! Заходите внутрь!
Корнеев побледнел.
- О чем он говорит, доктор? - спросил Вася. - Установка убивает живые организмы?
- Не убивает. Но все процессы в организме замедляются настолько... Но это только теория, мы еще не проверяли...
- Довольно, Корнеев. Объясните внутри. Если успеете. Заходите!
- Гриша, ты ведь будешь жалеть... - попытался образумить его я.
- Я жалею только об одном. Что здесь нет нашего полоумного физика и твоей сучки. Она ведь больше всех радеет за успех этого бесовского предприятия. Но это не страшно. Я ведь не один. Видит Бог, я молился за вас, всех вместе и каждого в отдельности, просил Его наставить вас на путь истинный. И Он пытался, я знаю это. Как можно быть такими глухими к Гласу Божьему! Но время разговоров прошло. Заходите, повторяю в последний раз.
- Почему ты думаешь, что мы доставим тебе такое удовольствие? - вскипел Вася. - Почему это лучше для нас, чем быть просто взорванными?
- Потому, что пока не активирован детонатор, у вас остается надежда. Может быть, успеет охрана. Кстати, где она? Может, не сработает запал. А может, я передумаю. Кроме того, как верно сказал доктор, вы не погибнете, даже от взрыва. Вы превратитесь в неразрушимые статуи, которые когда-нибудь, если на то будет воля Божья, смогут расфиксировать. Я-то знаю, что это только призрак надежды. Мы проследим, чтобы подобная машина и впредь не была построена. Ну, вперед!
Дверь тамбура захлопнулась за моей спиной. Диаметр трубы не позволял выпрямиться во весь рост.
- Пойдемте, молодые люди, - рассеянно произнес Корнеев. - Он прав. Сейчас для нас безопаснее всего находиться в рабочей камере.
Слегка согнувшись, он первый прошел в камеру. Тут было просторнее. Мы легко уместились втроем, закрыв люк в тамбур. Вчетвером, если считать мышь, чью клетку доктор все еще держал в руке. В керамических стенках круглой камеры были проделаны два иллюминатора, к одному из которых тотчас же прилип Вася.
- Беготня какая-то... Как он их строит... Ну и маньяк. Кто бы подумал!
- Я бы посоветовал вам расслабиться и принять устойчивые и величественные позы, - Корнеев поставил клетку на пол и сел рядом. - Нам предстоит проверить на себе древнюю восточную мудрость. Сидеть на берегу реки и ждать, когда нашего врага пронесут мимо. За границей подобные разработки уже ведутся, но, к сожалению, находятся пока что в зачаточной стадии. Так что ждать нам придется лет двадцать как минимум.
- Может быть, гораздо меньше, - задумчиво проговорил Вася. - Доктор, насколько прочные тут стены?
- Если вы хотите выйти, гораздо проще разрезать пленку вон там...
- Нет, я имею в виду, выдержат ли они взрыв?
- Ну, у Григория, как я понимаю, около двух килограммов динамитных шашек, предположим, шестьдесят второго. Да, думаю, этого не хватит, чтобы разрушить стены камеры. Разве что он устроит кумулятивный взрыв...
- Не будем предполагать наихудшего, - перебил его я. - Вася, что ты задумал?
- Я думаю, мы можем попытаться выйти отсюда сразу после взрыва, - Вася продемонстрировал на вытянутой руке небольшую электронную плату.
- Ну-ка, ну-ка, что тут у нас? - Корнеев поправил очки. Присмотревшись, он изменился в лице. - С-12 из фокусирующего модуля! Молодой человек, вы не могли выдернуть что-нибудь другое? Надо немедленно остановить пуск установки и починить ее!
Он поднялся на ноги и потянулся к двери камеры.
- Знаете, как-то не было времени выбирать, - язвительно бросил Вася. - А что? Что произойдет, если установку включат без этой схемы?
- Точно не знаю, - брюзгливо ответил Корнеев. Как все ученые, он раздражался, когда заданный ему вопрос пересекал предел его знаний. - Возможно...
Установка глухо рявкнула и содрогнулась. Гудение и отчетливая вибрация наполнили камеру. Мы втроем закашлялись, вдохнув неожиданно ставший ледяным воздух. Впрочем, он почти моментально нагрелся снова.
- Это был взрыв? - тихо спросил Вася в воздух.
- ...поле установки окажется вывернутым наизнанку. Это значит, что снижение вероятности энтропических процессов произойдет снаружи, а внутри эти процессы пропорционально ускорятся. Сама установка, конечно, полностью экранирована.
- Значит, проводя опыты с установкой и уменьшая скорость энтропии в образцах, вы повышали ее в окружающей среде? - спросил я.
- А зачем по-вашему нам надо столько денег? Мы каждый месяц меняем все оборудование и ремонтируем здание! Законы сохранения никто не отменял.
- Но это совсем не то, что говорил нам Стас...
- Станислав... Способный мальчик. Жалко будет, если эти маньяки до него доберутся.
- Смотрите, они все стоят! - Вася осматривал лабораторию, прижавшись носом к иллюминатору. - Прикольно. А Гриша! Он вообще упал! Лежит и не шевелится.
- Наверное, он делал шаг, когда включили установку. Вещества фиксируются с различной скоростью в зависимости от их плотности, молекулярного веса, электрического заряда и еще много чего. Его одежда и кости затвердели первыми, затем пришел черед мягких тканей и жидкостей. Он потерял равновесие и медленно упал в твердеющем воздухе. Ничего, он не ушибся. Пока что. Все процессы в его организме сейчас замедлены в десять миллионов раз. Так что первые болевые сигналы достигнут его мозга часов через четырнадцать объективного земного времени...
Я слушал болтовню доктора вполуха. Меня занимала другая мысль. Весь этот проект "Мардук", вся шумиха вокруг обуздания энтропии - все оказалось просто надувательством. Установка не подавляла энтропию, она просто выводила ее наружу из рабочей камеры. Фактически, то же самое делает любое живое существо. Растет, усложняет свою структуру за счет потребления пищи и дыхания. Это даже не просто остановка энтропического процесса, это поворот его вспять. А установка... Просто дорогостоящая игрушка, примитивная модель одной из систем живого организма. Я все-таки был прав хотя бы в одном - до победы над энтропией нам еще далеко. Что бы ни говорила Мила...
Мила! С той минуты, как она умерла... Как я представил, что она умерла. С той самой минуты я не вспоминал о ней. Я хорошо представляю, как стирается информация с жесткого диска компьютера. Так же точно я поступил со своей памятью. Удалил указатель на объект "Мила". Ее как будто никогда не было в моей жизни. Я сомневаюсь, что узнал бы ее, если бы встретил на улице или в универе. Так было легче.
Но теперь все изменилось. Мы получили новый шанс. Указатель был восстановлен, я вспомнил все. И в моих ушах звучали слова Гриши: "Я ведь не один".
Я вскочил на ноги и осмотрел камеру. Гудение доносилось со всех сторон. Иногда, через неравные промежутки времени, где-то рядом раздавался громкий неприятный треск.
- Доктор, что будет с нами?
- С нами? О, это самая печальная часть. Как я уже сказал, внутри камеры вероятность энтропических процессов повысилась. Это равносильно тому, как если бы здесь ускорилось время.
- Во сколько раз?
- Не будем о грустном. Раньше, чем включится фиксация, мы умерли бы от старости. Но до этого мы умрем от голода.
- Что значит, "включится фиксация"? - продолжал допытываться я.
- Сейчас, пока скорости энтропических процессов не выровнялись, установка работает в гибком режиме. Фиксация автоматически включается через тридцать секунд после начала работы установки.
- Тридцать секунд снаружи еще не прошли. Это значит, что если сейчас выключить установку, все вернется на свои места?
- Конечно.
- Это можно сделать отсюда, изнутри?
- Да. Мы предусмотрели аварийный выключатель. Он там, в коридоре, слева от внешнего люка.
- Так чего мы тут сидим?
- А зачем мы сюда вошли? - задал встречный вопрос Корнеев. - Осмелюсь напомнить, что Григорий обвешан взрывчаткой и несомненно применит ее, как только мы высунем нос наружу.
- Он сейчас валяется на полу в не очень боеспособном положении. Когда мы выключим установку, пройдет несколько секунд, прежде чем он опомнится. К тому же, у нас есть вот это, - я извлек револьвер. Вася восторженно взвизгнул и потянулся к новой игрушке, но я оттолкнул его. Корнеев поднял брови.
- Вы можете попробовать. Шансы у вас, я думаю, есть. Но надеюсь, вы не осудите меня, если я в это время посижу в камере. Стар я уже для боевых действий. Тем более, что-то я совсем ослаб.
Он утомленно опустился на пол рядом с клеткой и закрыл глаза.
- Что это с мышем? - удивленно воскликнул Вася.
Мышь больше не бегала вдоль стен клетки. Она лежала в углу, свернувшись калачиком. Белая шерстка была взлохмачена, хвост свисал между прутьев. Она не дышала.
- Чем вы слушали, молодой человек? - саркастически спросил Корнеев, не открывая глаз. - Я же сказал: мы умрем от голода. Энтропические процессы протекают в нас неравномерно. Клетки некоторых тканей, в частности, мозга, живут гораздо быстрее, чем клетки стенок желудка, кишечника, печени. Наша пищеварительная система не успевает снабжать другие системы энергией с той же скоростью, с какой они ее расходуют. Вы разве не чувствуете голода?
Корнеев был прав. Уже некоторое время я чувствовал нарастающий голод, но не придавал этому значения, приписывая его эффектам нервного напряжения. Мышь, маленькое существо с быстрым метаболизмом, не выдержала первой. Доктор, судя по его виду, будет следующим.
Медлить нельзя. Я распахнул дверь в тамбур - и отпрянул, когда прямо перед моим лицом вспыхнул синий разряд. Запахло включенным телевизором. Треск, раньше бывший просто надоедливо периодичным, теперь громыхнул оглушительно, заставив доктора приоткрыть один глаз.
- Так вот куда уходит двадцать четыре гигаватта энергии, - пробормотал он. - А мы думали, соседняя лаборатория откачивает...
Разряды били по всей высоте тамбура с периодичностью от секунды до четырех-пяти. Кнопка выключателя выделялась красной каплей на белом пластике противоположной стены тамбура. Я проверил барабан револьвера. Четыре патрона. Три попытки. Всего метров пять до цели. Раз плюнуть. Отступив на шаг назад, чтобы не подставлять руки под разряды, я поднял оружие и прицелился.
В маленькой круглой камере выстрел отдался болью в ушах. Следов в пластике вокруг кнопки не осталось. Я был уверен, что попал. Но ничего не изменилось. Все так же гудела установка и били разряды. Я выстрелил еще раз. С тем же результатом.
- Чайник, - произнес Вася, скорчив презрительную мину. - Дай оружие настоящему снайперу.
- Один раз! Не два, не три! Один раз, понял? - я вручил ему револьвер.
Он прицелился, но выстрелить не успел. Громкое урчание потрясло камеру, и Вася схватился за живот. Через пару секунд его отпустило, и он слабо засмеялся:
- Я бы че-нибудь съел, - его блуждающий взгляд упал на клетку с мертвой мышью.
- Когда выйдем отсюда, загрызешь Гришу.
- Точно, - Вася выпрямился и вскинул револьвер. Громыхнул еще один выстрел.
- Соколиный Глаз, блин, - я отобрал у него оружие с последним патроном.
- Не взошло. Бывает. Ну че, идем нажимать вручную.
Прежде чем я успел остановить его, Вася пригнулся, прикинул на глаз дистанцию и прыгнул в тамбур, как только погас очередной разряд. Он благополучно проделал половину пути, мне уже казалось, он выскочил из зоны пробоев. Он даже не смог крикнуть. Все мышцы его тела мгновенно свело электрической судорогой, кожа вспыхнула. Через секунду в скрюченной почерневшей головешке, продолжавшей по инерции скользить к выходу, уже нельзя было различить человека.
Я захлопнул дверь и отвернулся.
- Доктор! - склонившись на Корнеевым, я потряс его за плечо. - Доктор, вы еще здесь? Скажите, ваши ассистенты там снаружи могут догадаться выключить установку до того, как начнется фиксация?
- Что? - голос Корнеева был едва слышен. - Анатолий Петрович... Возможно... Таймер фиксации вынесен за пределы экрана установки, так что сейчас он синхронизирован с миром снаружи. Все возможно. Но он вряд ли станет это делать. Он ведь хочет уберечь нас от взрыва, сохранить живыми. Он же не знает, что установка расфокусирована.
- Как это не знает? Он не видит, что вокруг творится такая фигня?
- А вы могли бы предположить, что ускорены сейчас в десять миллионов раз? Если бы не... голод.
Понятно. Шанс, что установку выключат снаружи, есть, но настолько мизерный... Тем более, что если это произойдет... Пусть секунд через двадцать по времени Анатолия Петровича. Для нас с доктором это событие будет отложено на... Почти шестьдесят три с половиной миллиона лет, если не ошибаюсь. Это не вариант.
Новая мысль пронзила меня, словно электрический разряд. Почувствовав слабость в коленях, я прислонился спиной к стене и медленно опустился на пол.
- Доктор, а насколько велик радиус действия установки?
- В обычном режиме... не очень. Не выходит за стены института. Но сейчас она расфокусирована... Я просто не знаю. Мы никогда этого не пробовали. Это очень опасно.
- Но теоретически? Максимальный? Доктор, это важно. Я должен знать, имею ли я право на ошибку. Скажите мне, что мы можем позволить себе умереть здесь!
- Теоретически... Бесконечный. Как гравитация...
Картина неутешительная. Вся Земля может быть сейчас "зафиксирована". И она вечно будет висеть в пустоте космоса, как египетская пирамида - огромная, нерушимая, но практически мертвая. А соратники Гриши, такие же маньяки и фанатики, будут подбираться к Миле. Медленно и терпеливо. Миллионы лет они будут притворяться друзьями, ходить вокруг, выбирая момент, чтобы активировать детонатор. И еще тысячи лет будет клубиться дым над местом взрыва...
Конечно, это перспектива очень отдаленного будущего. Я вспомнил свои слова: "Ну подумаешь, через миллиард лет Солнце станет белым карликом". В эти секунды я открыл для себя новую истину. Некоторые события не оставляют людей равнодушными, даже если никак не могут на этих людей повлиять.
Не особо надеясь на положительный ответ, я спросил:
- Доктор, может, есть еще какой-нибудь выход из камеры?
- Нет... Зачем?
- Верно. Просто очистка совести.
- Алим... Послушайте... Только не выходите, не выключив установку. Это равносильно...
- Хорошо, я понял, - я с трудом поднялся. Во всем теле ощущалась смертельная усталось, конечности отказывались повиноваться. Но хуже всего было то, что при резких движениях темнело в глазах. А мне сейчас придется ОЧЕНЬ быстро двигаться.
Я распахнул дверь в тамбур. Разряды снова заревели мне в лицо. Стараясь не смотреть на останки Васи, я сконцентрировался на красной кнопке слева от противоположной двери.
- Ну, я пошел.
Но я не пошел. Слишком многое зависело теперь от моего успеха. Если бы я точно знал, что через шестьдесят три с половиной миллиона лет установку выключат, Гришу схватит охрана, он выдаст своих коллег и все ограничится смертью троих неудачников и одной мыши, я не раздумывал бы ни секунды. Я просто повторил бы маневр Васи, и может быть, оказался бы более удачлив. А может нет. Но мне было бы уже все равно.
Но шанс, что все произойдет именно так, настолько мал...
Я еще раз взглянул на Корнеева. Он умирал, и не смог бы просто встать, не то что проскочить между разрядами. Я остался один. Превозмогая боль в лицевых мышцах, я улыбнулся, вспомнив свой воображаемый разговор с Милой. Я не верил, что от меня лично может зависеть судьба проекта "Мардук". Ну вот, теперь от меня, возможно, зависит даже нечто большее.
Но силы мои быстро таяли. Надо было действовать прямо сейчас, пока я не свалился с ног совсем.
Снова уставившись в озаряемый вспышками тамбур, я попытался найти закономерность в интервалах между разрядами. Это было похоже на компьютерную игру. Языки огня из стен с периодичностью одна-одна-три секунды. Шипы из пола, полторы-одна-две-четыре. Огромный механический молот, половина-половина-половина-полторы. Множество подобных ловушек, я прошел их все. Хуже всего был... Да, коридор с молниями. Его я тоже прошел, но тогда мне так и не удалось вычислить периодичность. Эх, самое время записаться...
Я решил выждать шесть разрядов подряд с короткими интервалами. Это давало мне приличную вероятность того, что следующий разряд будет не скоро. Согнувшись в позиции нижнего старта, я отсчитывал секундные интервалы.
Раз. Два. Три... Длинный. Раз. Два... Длинный. Раз... Раз. Два. Три... Раз... Минуты через три я заподозрил, что особенности конструкции установки не позволяют пройти шести частым разрядам подряд, и решил снизить порог ожидания до пяти.
Раз. Два. Три. Четыре... Раз. Два... Раз. Два... Раз... Раз. Два. Три... Я уже подумывал, не согласиться ли на четыре разряда подряд, как вдруг... Раз. Два. Три. Четыре. Пять... Истощенные, подрагивающие от усталости, но все еще более-менее послушные мышцы напряглись, готовясь выстрелить мое тело в тамбур... И расслабились. Как тогда на мосту, я почувствовал, что все мои приготовления не стоят ломаного гроша. Как и тогда, в самый ответственный момент все решит случайное стечение обстоятельств. Шесть...
Шестой разряд разорвал воздух менее чем через секунду после пятого. Только одна мысль, трансформировавшись в движущий импульс, дала толчок моему телу. Еще одного такого удачного момента я могу уже не дождаться.
Только потом, когда, врезавшись плечом в противоположную дверь, я обессиленно сполз на пол и пригладил вставшие дыбом от статического напряжения волосы, меня посетила следующая мысль - а если бы я рванулся бежать после пятого разряда, как планировал?
Кнопка! Сил у меня оставалось только на то, чтобы снова достать из кармана револьвер, дотянуться до красной полусферы и ударить по ней рукояткой.
- Доктор! Доктор Корнеев! - крикнул я, уже не надеясь на ответ.
Сквозь треск и гудение я едва различил шорох в камере.
- Вы проверяли этот выключатель? Он вообще работает?
Корнеев определенно пытался что-то сказать, но я не мог разобрать слов.
- Он точно находится ВНУТРИ? Или пытаться его нажать - все равно, что ломиться в нарисованную дверь? Ответьте просто да или нет! Он внутри?
Голова доктора показалась в дверном проеме.
- Он точно... Ничего не соображаю... Должен был понять раньше...
- Что? Как насчет выключателя?
- Он уже... Как только вы выстрелили в него первый раз. Вы ведь попали?
- Наверное. Так почему он не работает?
- Он работает. Процесс не мгновенный... Пусть пять десятитысячных секунды. Умножьте на десять миллионов.
Положив "Смит-Вессон" на пол, я закрыл глаза, привалился спиной к двери, попытался принять удобную позу и расслабиться. Нельзя шевелиться. И дышать надо как можно реже. Чем больше кислорода, тем больше сжигается в организме энергии. Даже думать нельзя. Мозг расходует до десяти ватт в час. Чтобы избавиться от сложных мыслей, я начал считать свой пульс, биение которого ощущал в левом виске. Теперь главное - не заснуть. Проснуться мне уж точно не удастся.
Если доктор прав, нам осталось ждать около полутора часов.
* * *
- Алло? Привет, Стас. А что? Нет, не чувствовала. Я спала. Да я уже давно новости не смотрю. Нет, не ходила. Знаешь, Стас... Да ну ее к черту, эту энтропию. Я просто поняла... Ну не обижайся. Слушай, ты Алима не видел? Дома его нет с утра...
* * *
2001